Почему Победа спустя десятилетия по-прежнему в центре национальной идеи россиян
Прокуратура проводит проверку по очередному осквернению Вечного огня. На кадрах видео одна школьница прикуривает от святыни на мемориале Победы в Улан-Удэ сигарету, а другая фиксирует происходящее на мобильный телефон. Вероника Валерьевна, что не так с подростками, которые жарят сосиски на Вечном огне или совершают акты вандализма у других памятников?
Вероника Нуркова: Дело в том, что историческая память - это не просто знание истории. В нее входят только те события, которые так сильно задевают человека, что становятся фактами его собственной биографии. В этих подростков, конечно, вкладывали какие-то знания, но история Великой Отечественной войны для них так далека, что не вызывает настоящих переживаний и эмоций.
Но, наверное, не стоит во всем обвинять школу…
Вероника Нуркова: По мнению французского антрополога Хальбвакса, историческая память эффективнее всего передается через поколение - от бабушек и дедушек к внукам. Именно так оживают личные истории, реликвии, традиции… Логика здесь простая: я люблю своего дедушку, мой дедушка воевал, и поэтому все, что связано с Великой Отечественной войной, для меня является святыней, крайне меня интересует и волнует. Конечно, если семейные беседы не ведутся излишне пафосно и фальшиво, и дети не чувствуют за ними отсутствие душевной привязанности.
Вечный огонь, кому бы он ни был посвящен, героям 1812 года, 1905-го или 1941 года, для культурного человека это объект, который не допускает не только вандализма, но просто неуважительных и даже бытовых действий. Нет ничего предосудительного в том, чтобы съесть шаурму на улице, но не на постаменте же памятника Пушкину! И дело не столько во внешнем запрете, а в том, что культурному человеку буквально кусок в горло не полезет. Вхождение в культуру, не важно, какая она - российская, американская, китайская, строится на уважении к символам.
Но может ли далекая история психологически вызвать такие же эмоции, как, скажем, воспоминание о вчерашнем хоккейном матче?
Вероника Нуркова: Это расхожее мнение, что для молодежи Великая Отечественная война, то же самое что Куликовская битва - что-то из области абстрактной фантастики. События далекой истории могут переживаться как предельно актуальные, происходившие недавно, практически "здесь и сейчас". Причем не только с отдельным человеком, но и с целым народом. Вспомним балканские конфликты и противостояние в самой горячей фазе, когда США бомбили Югославию. Косово поле недалеко от Приштины известно как место крупной битвы сербских и османских войск в 1389 году. Для сербов это место примерно то же самое, что для нас Куликово поле. Такой полумифологический объект, не очень точно определяемый с археологической и исторической точек зрения, но который символизирует народное единство и победу. Сербы очень переживали из-за того, что Косово поле останется на территории другой страны. Вокруг этого были реальные кровавые события.
Для меня очевидно, что психологически Куликовская битва связана с Великой Отечественной войной. Но есть упущения в презентации этой преемственности. Ведь когда ситуация стала острой (перед Великой Отечественной войной), советские власти очень быстро поняли, что историческая политика "с чистого листа" - это потеря очень важных ресурсов. Тут же были призваны великие режиссеры, и массовый зритель увидел великолепные фильмы "Минин и Пожарский" Доллера-Пудовкина и "Александр Невский" Эйзенштейна. Историческая память и национальный язык - это то, что сплачивает или, наоборот, разъединяет людей.
Позвольте утилитарный вопрос? Для психологического благополучия полезно ли знать свою историю? Нам, например, со своим историческим бэкграундом, где в основном войны?
Вероника Нуркова: На протяжении последних десяти лет я принимала участие в масштабном исследовании под руководством Нормана Брауна, профессора университета в Эдмонтоне. В нем людей из 26 стран расспрашивали о самых значимых событиях их биографий. Понятно, что в основном это случаи из личной жизни. Но у некоторых, а таких людей среди россиян оказалось 20 процентов, есть и исторические факты. Например, у россиян старшего поколения - все то, что связано с Великой Отечественной, полетом Гагарина в космос, Олимпиадой-80. Интересно, что в топ-лист упоминаемых исторических событий вошла и смерть Владимира Высоцкого.
А жители Манхэттена связывают события своей личной жизни с терактом во Всемирном торговом центре только в пяти процентах случаев. Хотя на уровне декларации американцы считают, что это событие является самым важным в XXI веке, а может, последних пятидесяти лет. Получается, что люди декларируют важность этого события, но не переживают его личностно. С другой стороны, жители бывшей Югославии, в частности сербы, четко связывают события своей личной жизни с гражданской войной и периодом разделения Югославии на отдельные государства - в 26 процентах случаев.
Мы сравнивали также психологическое благополучие тех людей, у которых есть историческое измерение личной памяти, и тех, для кого это не важно. И оказалось, что у первых психологическое благополучие выше, у них реже бывают депрессии, тревоги, различные негативные состояния. Причем не важно, какие исторические события, положительные или отрицательные, они переживали как часть своей жизни. Иметь историческую память, в которой преобладают воспоминания о войнах и трагедиях, лучше для психики, чем не иметь ее вовсе.
Удивительно. Почему так происходит?
Вероника Нуркова: По сравнению с полетом человека в космос или с падением башен Всемирного торгового центра сломанная когда-то нога или выросшие цены в магазине уже не вызывают таких сильных переживаний. Соотнося малые события частной жизни с контекстом истории, человек расширяет свое сознание, выходит за пределы своего маленького мирка... В результате становится более спокойным, более уравновешенным, более мудрым, можно сказать. И получает от этого психологическое преимущество.
То есть историческая память и история важны для нашего личного осознания себя в мире?
Вероника Нуркова: Да, это так, но историческая память, которая вызывает только безудержную гордость и восторг или только стыд и раскаяние, во-первых, плохо влияет на психологическое состояние общества, а во-вторых, не может быть правдивой. Мне кажется, что в большой исторической перспективе сложное выигрывает у простого за счет того, что дает больше вариантов и возможностей личного выбора.
Впрочем, у каждой страны - свои причины упрощать или усложнять историю. Например, немцы начали сейчас бунтовать против простой и четкой идеи о совокупной ответственности германского народа за нацизм. Эта ситуация подробно описывается в недавно вышедшей книге Алейды Ассман, которая так и называется "Новое недовольство памятью". И мы видим попытки в семейных преданиях дедушку-эсэсовца представить как помощника евреев. Вполне понятно, что людям хочется как-то переделать историю, сделать ее более привлекательной для себя, более психологически выгодной.
Правда окопная и генеральская…
Вероника Нуркова: У всех нас есть личные семейные истории, связанные с Великой Отечественной войной, где есть выбор и действие, не просто ожидание либо кары, либо манны небесной. И это ощущение вклада активности каждого человека в историю нужно культивировать и сохранять.
Современники и наследники
Историческими знаниями легко манипулировать?
Вероника Нуркова: Относительно истории конкретный человек может занимать разные психологические позиции. В зависимости от того, как сложились обстоятельства его жизни, он - "участник", "очевидец", "современник" или "наследник" того или иного события. И историческая память, и связанное с ней поведение различаются у носителей разных позиций.
"Участник" события находится в гуще истории, поэтому обычно не очень хорошо понимает, что происходит. Его опыт - своеобразная "глина", из которой можно лепить его воспоминания, объяснять, что происходило на самом деле. "Участников" события всегда мало, а со временем становится еще меньше. Однако их мнению очень доверяют.
"Очевидцев", которые видели все с безопасного расстояния, но хотя бы были рядом с событием, тоже немного. Их опыт гораздо более объективен и критичен. Но дело в том, что "современники", которые, сидя на теплом диване, узнают о происходящем в мире через информационные технологии все больше ощущают себя "очевидцами". Они настолько уверены в достоверности увиденного, что чувствуют, будто на самом деле побывали в центре цунами или военных действий. Эти люди ищут опыт причастности к истории, но он у них, конечно, неполноценный. Поэтому "современники" - массовые и податливые потребители фейк-новостей, любых манипуляций, в том числе и создания ложных исторических воспоминаний.
Есть опасность принять "фейки" за чистую монету и у "наследников", поскольку они включают в свою личную историю события, которых не застали сами, а идентифицировались с ними через рассказы родственников, семейные связи, через художественные произведения, через исторические знания.
Исторической памятью можно распорядиться по-разному. Кто-то просто хранит свое "наследство" в сундуке или разбазаривает, выкидывает на помойку, как выносят старые вещи, а кто-то пускает в оборот и инвестирует, получает с него капитал. Кто-то использует его с целью манипулирования людьми, а кто-то защищается от манипуляций историческими знаниями.
Вокруг нас идут мощные информационные войны, где оружием является удачно выстроенная историческая память. Особенно это видно на примерах молодых государств, которые первым делом берутся за историю и идеологию. Получается это, если смотреть со стороны, довольно неуклюже. Но те, кто находится внутри, особенно дети и подростки, фейк-историю очень быстро усваивают. Исторические фейки часто абсурдны и не монтируются с серьезной исторической наукой. Но побеждает тот, чья история окажется более красочной и убедительной. Организованное забывание неудобной истории равно как и житейская народная история, которая всегда фрагментарна, имеют мало общего с точными данными. Если я, допустим, "современник" или тем более "наследник" события, фактов у меня мало, они очень субъективны. Есть какая-то рамка, куда мы пытаемся эти факты вставить, чтобы получить общую картину. Здесь происходят постоянные подтасовки и реорганизации.
Насколько люди психологически готовы, простите за сленг, вестись на фейки, принимать такую информацию за чистую монету?
Вероника Нуркова: Недавно в Соединенных Штатах провели на эту тему массовое исследование. Испытуемых было более пяти тысяч, и части из них показывали настоящие фотографии, а части - переделанные в Photoshop. Поддельные фотографии компрометировали двух президентов - Обаму и Буша-младшего. На одной из них Обама обнимался с президентом Ирана, а на другой - Буш во время урагана "Катрина" играл в гольф с одним очень известным игроком (в подписи подчеркивалось, что президент не счел нужным прервать свою игру, когда ему сообщили о том, что началось стихийное бедствие). Сравнивали реакцию республиканцев и демократов.
Оказалось, историческая память очень пластична и готова меняться под воздействием ситуации, но только в сторону, соответствующую политическим убеждениям. Более 60 процентов демократов и около 70 - республиканцев включали в свою память события с фотографий, компрометировавших лидеров противоположной партии. Через несколько месяцев они забывали, что узнали об изображенных на фотографиях событиях, когда принимали участие в эксперименте, очень эмоционально к ним относились и связывали их с последующими неуспехами президентов. А вот ложные фотографии лидеров своей партии они безошибочно опознавали как фейковые. В целом любые изображения обладают внушающим эффектом и придают событиям психологическую реальность.
Любые исторические события легко фальсифицируются. Даже "очевидцы" и "участники" очень быстро переориентируются. Важно только, чтобы новая история была для них психологически удобна и совпадала с их политическими убеждениями, ценностями, ожиданиями.
Как вам кажется, почему Великая Отечественная война спустя столько лет по-прежнему в центре национальной идеи и национального сознания россиян?
Нуркова: Это событие, в котором народ чувствует себя активным участником даже сейчас, через поколение. Не просто мы выиграли войну, потому что карты так легли или нами руководил великий полководец, а именно благодаря героическим усилиям всего народа, вопреки всему. История добровольчества, когда у военкоматов стояли очереди, говорит о нравственном выборе и всеобщем активном действии, что чрезвычайно важно для мироощущения народа.
Когда началась война, один мой дедушка Борис Березанский был студентом и одновременно работал на заводе "Серп и молот". Завод был важным оборонным предприятием, поэтому у сотрудников была бронь от призыва. Но на Покров в октябре 1941 года он ушел на фронт рядовым добровольцем защищать Москву. Мой прадед Феофан Лагунов был одним из руководителей обороны Ленинграда, начальником тыла Ленинградского фронта, организатором и руководителем легендарной "Ледовой дороги жизни".
В моем внутреннем мире и сегодня живут эти разные полюса войны. В руках у Бори Березанского была только своя собственная судьба и собака - восточно-европейская овчарка по кличке Гарт. Служил в конной разведке, получил осколок в живот во время ночной вылазки, родным послали похоронку. Чудом выжил, но части осколков выходили из его тела уже на моей памяти. Гарт погиб: он курсировал через линию фронта с донесениями за ошейником и однажды был "снят" немецким снайпером. Уже в конце 70-х годов минувшего века пионеры, посмотрев фильм Кармена о битве за Москву, разыскали моего деда. Им стало интересно, кто этот парень с собакой? Подружились. Борис Березанский стал символом служебных собаководов Москвы, хотя больше в жизни никогда не заводил собак. Да и Гарт был тетин, она эвакуировалась, а собаку взять с собой не смогла.
Генерал-лейтенант Феофан Лагунов руководил снабжением осажденного Ленинграда весь период блокады. Имея хорошее инженерное образование, он придумал собрать лыжи, обратившись по радио к жителям Ленинграда, приморозить их к еще тонкому льду и пустить по этим "рельсам" грузовики - такой была первая Дорога жизни. Люди, конечно, бывало, на этой узкой дороге тонули, но более полумиллиона человек спасли, а в город было завезено около 300 тонн продовольствия. После снятия блокады Феофан Лагунов командовал тылом 3-го Прибалтийского фронта, тылом 2-го Белорусского фронта, тылом Северной группы войск и тылом войск Дальнего Востока. Понятно, ел хлеб с маслом. Но бывал и под трибуналом…