Да вот только узнает ли Родина-мать?
Нам часто приходится слышать, что Россия, отказывающаяся от русских – больше не Россия, что нельзя разбрасываться своими людьми, что вот умрёт последний русский за пределами России и окончательно будут утрачены не только люди, но и земли, а с ними и память народа о своих корнях. И правда, в Киеве в храме Спаса на Берестове похоронен основатель Москвы Юрий Долгорукий, в пещерах Лавры хранятся мощи былинного богатыря Ильи Муромца, а у стен Успенского собора находится могила Петра Столыпина – крупнейшего политического деятеля последнего десятилетия Российской империи. От Долгорукого, до Муромца, мимо Столыпина можно не спеша пройти минут за двадцать-тридцать, уложив в эти полчаса тысячелетнюю историю досоветской России.
Из этого тысячелетия больше трёхсот лет Киев в состав русского государства не входил. Некоторые же иные, более западные и северные земли, входящие в состав современных Украины и Белоруссии, выходили из состава Руси/России и на четыреста, и на пятьсот, и на шестьсот лет. И надо сказать, что люди на этих территориях подвергались жестокому давлению, с целью из ассимиляции, вытравливания из них русскости. Им запрещали исповедание православной веры, храмы закрывали, особо упорных казнили. Элита практически поголовно перешла в католицизм и стала поляками и литвинами. Большая часть народа пыталась как-то выживать на своих землях. Меньшая, активная часть сопротивлялась, а после поражения очередного восстания бежала в Россию. Так происходило до тех пор, пока Россия не усилилась достаточно, чтобы можно было начать уходить в неё вместе с землями. Но пока это случилось прошло триста лет (это для тех, кому повезло, кому не повезло ждали шестьсот).
Итак, от трёхсот, до шестисот лет практически все коренные русские земли, кроме Новгорода и Пскова в состав Руси не входили. Не забудем, что славянская колонизация ростово-суздальских и муромо-рязанских земель проходила в IX-XI веках. Созданная же Олегом первоначальная Русь протянулась узкой лентой вдоль Днепра, опираясь на Новгород, Смоленск и Киев (с близлежащими Черниговом и Переяславлем). Ни будущее Полоцкое княжество (прародина Западной Руси, нынешней Белоруссии), ни Галицко-Волынские (нынешняя Западная Украина) ни Залесские (сегодняшнее сердце Великороссии) земли в состав изначальной Руси не входили. Даже древлян (живших в районе нынешних Коростеня и Житомира) с которых Олег, если верить «Повести временных лет», брал номинальную дань «по чёрной кунице», окончательно покорила лишь Ольга, после гибели Игоря. А покорение северян, живших на правобережье Днепра (от Десны до нынешнего Днепропетровска), которое также начал Олег, закончил уже Святослав.
Таким образом, из исконных русских земель к концу второй трети XIV века остались относительно независимыми (на условии уплаты дани Орде) только Новгород, Ладога, Псков да Старая Руса. Даже с учётом того, что к этому времени наряду с указанными исконно русскими уже прочитались и земли Великого княжества Владимирского и Московского, 2/3 русских земель, их старинное ядро, находилось вне русских пределов и не скоро в них возвратилось. Могила Долгорукого и мощи Ильи Муромца продолжали находиться вне фактической юрисдикции русского государства до Андрусовского перемирия 1667 года, а юридически окончательно перешли под русскую власть вместе с Киевом по «Вечному миру» 1686 года.
Через два года Киево-Печерский монастырь в котором они (мощи) лежали стал первой русской Лаврой. Ныне Русская православная церковь имеет пять лавр. Из них три вновь находятся за пределами политической территории России (на Украине). Всего же на землях, на долгое время Россией/Русью терявшихся находится четыре из пяти лавр, включая Александро-Невскую.
На этих территориях, надолго из состава России исключенных проживал русский православный народ, стремившийся к государственному единству. Точно так же, как сегодня, у живших столетия назад людей было два способа решить эту проблему: коллективный (вместе с территорией) и индивидуальный. С коллективным не складывалось очень долго. После первых успехов Ивана III, чаша весов колебалась до Алексея Михайловича, при котором и было заключено Андрусовское перемирие («Вечный мир» был подписан уже при его дочери – правительнице Софье). И опять, вернув Смоленск и Киев, Россия на столетие остановилась на достигнутом. Только Екатерина Великая (в конце XVIII века) довершила возвращение русских земель «в родную гавань», вернула, так сказать, «Русский мир» к границам утраченным за полтысячелетия до её правления.
Но это не значит, что за полтысячелетия не было попыток вернуться в Россию вместе с территорией. Например, князья Глинские, давшие Василию III супругу Елену, мать Ивана IV Грозного, подняли мятеж в Великом княжестве Литовском, собираясь уйти в Русь со своими черниговскими владениями. Но не сложилось, мятеж был подавлен, а московское правительство не смогло эффективно поддержать это выступление «Русского мира». В результате Глинские в индивидуальном порядке эмигрировали в Россию.
И таких эмиграций, как знатнейших родов, так и крестьянских масс, за несколько столетий были десятки, а то и сотни тысяч. Их никто не считал, но, помимо того, что благодаря миграции из Западной и Юго-Западной Руси, московские государи смогли значительно увеличить свои военные силы, ещё и вся Слобожанщина (по факту земли от реки Воронеж, до реки Северский Донец) была заселена эмигрантами с русских земель, остававшихся под польско-литовской властью. Благодаря этой эмиграции, Россия за какое-то столетие продвинулась так далеко в Дикое поле, что уже в конце XVII века начала ставить вопрос о завоевании Северного Причерноморья и Крыма, каковой и был решён в следующие сто лет.
Как видим, миграция людей, вынужденных оставлять находящиеся под чужеземным владычеством русские земли, вполне может приносить России пользу. В XVII веке они селились на землях степного пограничья и осваивали Дикое поле, а сейчас вполне могут осваивать и осваивают азиатскую Россию. У нас, почему-то считают, что вся эмиграция с имперских окраин идёт в большие города, в том числе в столицы. Это не совсем так.
Даже первые волны миграции далеко не полностью состояли из малоквалифицированных и подсобных рабочих, способных заполнять только вакансии в строительстве, да московских, а со временем и питерских, дворников. Перебирались в Россию газовики и нефтяники, водители городского транспорта и железнодорожники, учителя и врачи, целые коллективы квалифицированных рабочих. И ехали они отнюдь не в столицы, а туда, где была для них работа по профилю, где строились соответствующие заводы, где добывались нефть и газ, где были вакансии в школах и больницах, в общем, туда, где можно было получить работу, жильё и без особых проблем оформить гражданство, поскольку местные власти были заинтересованы в специалистах именно их профиля. Кто-то оседал в российской глубинке, кто-то уезжал на Север и на Дальний Восток.
И это ещё в Россию не потянулось пока украинское и белорусское крестьянство. Земледельцы всегда составляли наиболее консервативный элемент народа. Они сильнее всех привязаны к земле, ибо её обрабатывают, она для них в полном смысле кормилица. Для того, чтобы покинуть свой участок, побудительные причины должны быть весьма сильны – фактически человек должен попасть в безвыходное положение.
Ну так они к этому самому безвыходному положению уже очень близки. Посол Белоруссии, посетив Брянскую область, удивляется, что в этом, недавно депрессивном, регионе собрали урожай одной только картошки больше, чем собрала вся Белоруссия (та, которую дразнят картофельной державой). Так это же послу, чтобы его не травмировать, ещё о брянских бычках (стейки которых давно и успешно конкурируют в московских ресторанах и магазинах с аргентинскими, новозеландскими и прочими) не рассказывали и других «мелких радостях», неизбежно сопутствующих разведению тех же бычков (им, например, корма требуются, которые рентабельно выращивать на месте, а излишки продавать в ту же Белоруссию, благо близко).
Между тем, Лукашенко, строивший в Белоруссии доступную его пониманию «социальную экономику» заставлял (во избежание безработицы) держать «лишние рабочие руки» не только на промышленных предприятиях, но и в сельском хозяйстве. Пока Россия нуждалась в белорусских продуктах, это не было проблемой. Но с момента достижения полной продовольственной самодостаточности, а тем более с того момента, как Россия стала агрессивно наращивать свой сельскохозяйственный экспорт, вопрос конкуренции с российским фермерством стал для белорусских колхозников неразрешимым.
Лукашенко может нервничать, обвинять Россию во всех смертных грехах, апеллировать к братству и пугать Путина агрессивным Западом, но доля белорусской сельскохозяйственной продукции на российском рынке будет неумолимо сокращаться. Это неизбежный естественный процесс. Российские фермеры способны произвести продукции больше, дешевле и качественнее. Они за внешние рынки бьются с мировыми аграрными гигантами, смешно полагать, что в таких условиях они отдадут свой рынок белорусам из каких-то «братских» чувств.
На европейский рынок тоже много не поставишь. Там своё молоко выливают в канавы, а «лишние» томаты, апельсины или оливки безжалостно давят и уничтожают любыми иными доступными способами. Европа тоже агрессивно бьётся за внешние рынки и никому не желает уступать свой. В вошедшей в ЕС Прибалтике, помимо промышленности, умерло и сельское хозяйство, в частности знаменитая некогда в СССР прибалтийская молочка. Даже рыбная отрасль умирает.
А люди остаются. И уезжают. Кто-то едет в ЕС, благо для членов границы открыты. Но кто-то, по чьей специальности в ЕС нет вакансий, уезжает в Россию. Как раз к рыбакам и сельхозпроизводителям это относится в первую очередь.
Удержать экономическую ситуацию в Белоруссии Лукашенко не сможет. Для этого надо обеспечить постоянно растущее ежегодное внешнее финансирование, стартующее от пяти миллиардов долларов уже в 2021 году. Таких денег Белоруссии никто не даст, поскольку она их никогда не вернёт. Более того, они не помогут ей преодолеть проблемы, а лишь усугубят их, создав временную, но очень быстро преходящую, иллюзию благополучия.
Следовательно, постепенно становящаяся проблемой безработица в Белоруссии, будет только усиливаться. Причём, если ведущие промышленные предприятия ещё могут надеяться прожить лет пять, работая на российский рынок (пока их продукция окончательно не импортозаместится), то для белорусской деревни кризис наступает уже сейчас. И выбирать особенно не приходится. Работать по специальности можно либо батраком в ЕС, либо перебравшись в Россию и получив по госпрограмме землю в собственность и подъёмные, а также практически беспроцентные кредиты на обзаведение и старт.
За Уралом не только земли много, но и логистика постепенно доводится до ума. Более того, огромное количество новых перспективных гигантских строек (начиная от Северного морского пути и заканчивая газо-, нефтепроводами, соответствующими перерабатывающими заводами, верфями и т. д.) создаётся именно в азиатской части России. Там есть оплачиваемая работа, туда требуются рабочие руки. И сельхоз производитель, чтобы кормить будущие города, тоже нужен там, на месте. При сохранении нынешней динамики развития в ближайшие десять лет только азиатская часть России способна поглотить до 15 миллионов трудовых мигрантов и членов их семей.
В Белоруссии, конечно, такого количества населения просто нет, даже вместе с Прибалтикой, но ведь есть ещё Украина. Украине-то хуже всех. То, что в Прибалтике микшируется помощью ЕС, а в Белоруссии только ожидается, на Украине давно произошло. И улучшения не ожидается. По оценочным данным (поскольку перепись не проводилась) население страны сократилось с 52 миллионов в 1993 году до 25-35 миллионов в настоящее время (официальный Киев считает, что на Украине в данный момент живёт 41,5 миллиона человек, но эти данные не учитывают миллионы бывших граждан Украины, покинувших страну и уже получивших иное гражданство, но не озаботившихся официальным выходом из украинского (ибо это практически нерешаемая проблема). Достаточно того, что по данным российской миграционной службы в 2019 году российское гражданство получили почти 300 тысяч граждан Украины, при этом по данным Киева из украинского гражданства вышли 6466 человек. Почувствуйте разницу и прикиньте, сколько виртуальных граждан Украина накопит за десять лет, если только за один год их оказалось 273 тысячи. А ведь кроме России украинцы бегут и в ЕС. Кроме того, Украина считает своими гражданами порядка 4 миллионов человек, которые проживают в ДНР/ЛНР и де факто таковыми не являются, даже если у них ещё сохранились украинские паспорта.
В общем, если не считать жителей ДНР/ЛНР, пока не получивших российское гражданство, то с Украины в Россию за последние тридцать лет перебралось 6-8 миллионов человек. Если же считать со всеми наличными жителями ДНР/ЛНР (а это будет правильно), то 8-10 миллионов. И это по минимуму. Причём в последние семь лет (после переворота) волна украинской иммиграции в Россию нарастает. Последний раз аналогичная ситуация складывалась в конце XVI – последней четверти XVII века, когда массовая миграция населения Гетманщины в Россию была вызвана вначале польско-католическим террором, а затем «Руиной».
Итак, через тридцать лет после распада СССР, мы констатируем наличие процесса аналогичного тому, что возник через триста лет после распада древнерусского государства и поглощения большей его части соседями. Возник и постоянно нарастает поток переселенцев с бывших имперских окраин в центр. Причём, если в девяностые-нулевые переселение шло в основном из Средней Азии и с Кавказа (в 90-е бежали русские, а в нулевые массами поехали в Россию гастарбайтеры), то с начала десятых годов постоянно усиливается поток переселенцев в Россию из бывших западных (европейских) республик СССР.
Как и 300-400-500 лет назад Россия прирастает квалифицированными кадрами, пригодными для освоения пустующих земель и придания нового толчка экономическому развитию государства. Причём, если нерусские эмигранты из Средней Азии и Закавказья интегрировались в общество (окончательно становились русскими) только в третьем-пятом поколениях, то нынешние эмигранты из Украины и Белоруссии становятся русскими уже во втором поколении (прибалты могут задержаться до третьего-четвёртого, но не обязательно). Россия, таким образом, одновременно решает экономическую, геополитическую и демографическую проблему (переезжает в основном более молодое население, пенсионеры чаще остаются на родине).
Нетрудно понять, что при сохранении данной динамики (а для изменений нет никаких причин) разрыв в уровне развития и в уровне благосостояния между Россией и бывшими имперскими окраинами будет расти в геометрической прогрессии. Это значит, что оставшееся население будет всё активнее стремиться воссоединиться с Россией (уже вместе с землями). На каком-то этапе и оставшемуся населению и местным элитам станет ясно, что присоединяться к России необходимо уж даже не для того, чтобы жить хорошо, а чтобы просто выжить.
Вот тогда и наступит «золотой век Екатерины», когда воссоединять остававшиеся под Польшей земли не очень-то и хотелось, но пришлось (чтобы не сдавать геополитическим конкурентам плацдарм у собственных границ). Но, к этому времени Россия была уже настолько самодостаточной, что могла продиктовать соседям условия и последовательность своего возвращения к естественным (историческим) границам.
Земли без людей – ничто. Даже Гитлер собирался оставить на подлежащих германской колонизации территориях до трети славянского населения, чтобы обеспечить будущих переселенцев дармовой рабочей силой (рабами). Приобретение людей гораздо важнее приобретения земель. Оно тем важнее, чем более эксклюзивным специалистом является приобретаемый.
Люди всегда стремятся переезжать в новое государство вместе с землями. Но это редко у кого получается. Однако, вернув людей, со временем вернём и земли. Погнавшись же за землями, людей можем потерять. С этой точки зрения русофобское бешенство лимитрофов, легко обращается Россией из проблемы в благо. Так что пусть злобствуют, пусть разрушают свою государственность, Сибирь большая, её ещё осваивать и осваивать.
С другой стороны, чем больше людей покинут имперские окраины, чем менее жизнеспособными в качестве самостоятельных государственных образований они окажутся, тем меньше будет шансов у наших геополитических оппонентов использовать эти территории против России. Стареющим обществам не до экспансии. Наконец, сокращение населения до определённого предела, ведёт к стабилизации экономических и общественных отношений на новом, весьма низком, но достаточном для выживания оставшегося населения уровне. Это значит, что присоединение территорий уже не будет требовать огромных вложений: экономика, пусть и предельно упрощённая уже будет способна прокормить (без роскоши) оставшееся население, а упростившиеся политические структуры, наконец смогут выполнять несложные функции, делегируемые им упростившимся обществом.
Воссоединять такие территории не сложнее, чем осваивать Сибирь в XVI-XVII веках. Там ведь тоже местные народы в рамках предельно простых обществ жили. И даже, в отличие от народов Америки, живут до сих пор.