Марк Дробинский: «Настоящий музыкант должен страдать»

В январе в Москве проходил юбилейный, десятый по счету смотр Международного фестиваля «Дорога в Рождество», ежегодно проводимого фондом Бельканто. Центральным событием фестиваля стало выступление в Гала-концерте всемирно известного виолончелиста Марка Дробинского. О своей жизни во Франции, любви к российской глубинке и отношении к профессии музыканта читайте в интервью «Культуромании» знаменитого ученика Ростроповича.

- Глядя на вас, первый вопрос, который хочется задать: «Как вам удается сохранять такое бодрое состояние духа? Вы нашли эликсир вечной молодости?»

- Видите ли, первые 60 лет было трудно, а теперь я уже привык! (смеется) Я живу с идеей, что настоящий музыкант должен страдать и я придумываю себе мучения, от которых получаю удовольствие. Если иногда удается доставить удовольствие слушателям, я только радуюсь. И иногда действительно удается!

- Вы любите повторять, что выступления для вас – не способ заработка, а скорее источник вдохновения.

- Для любого музыканта моего возраста каждый концерт – как наркотик, без этого уже невозможно жить. Если нет концертов, значит нет жизни. Я не представляю, как можно по-другому. Я ученик Ростроповича и его последователь. Те идеи, которые он дал ученикам, заключаются в том, что каждый концерт ты должен воспринимать так, словно это последний концерт в твоей жизни. И сколько бы зрителей не собралось, и как-бы не было все организовано, плохая погода, забастовки – неважно, я играю так, будто в последний раз, и перестроиться, играть по-другому я уже не могу.

- Вы много гастролируете, выступаете с концертами по всему миру. Было ли какое-то выступление, которое особенно запомнилось?

- Таких концертов очень много. Иногда получается так, что город, который я даже на карте не смог найти, он дает такой стимул и желание работать! А иногда напротив, большая столица, большой культурный центр – а публика… и тогда я сам себя вдохновляю. Затрудняюсь что-то выделить…хотя из недавнего вспоминается Саранск – первый концерт, который я там дал, это, по-моему, вообще первый концерт классической музыки в местном ДК. И плохие инструменты, и плохой репетиционный зал. Но, переполненный зал во время концерта! Люди, оказывается, покупали билеты у спекулянтов. Я не знаю, что там произошло (смеется). Я бы мог выступать для них всю ночь, не уставая. Еще из последних концертов запомнился Гомель – переполненный зал, и так здорово было и такой звук был хороший! Хотя, кажется, все-таки химии немного добавили, а именно подзвучки. Но все равно, ребята очень сильно постарались и подзвучки почти не было заметно. Концерт прошел на ура и для этих людей я бы мог играть, не переставая.

Помню, еще в советское время приехал в Пермь – сейчас один из культурных центров России. Безобразная была организация, безобразная филармония… но зал! Мне сказали, что в зале должно присутствовать много ссыльных людей из Петербурга - аристократия петербургская. Вот за это можно было все забыть и простить. Такая публика мотивирует.

- Столичная публика более высокомерна и взыскательна?

- По-разному. Видимо, везло с организаторами. В Париже мне удалось даже играть в зале Плейель несколько концертов. Не знаю высокомерная ли публика там была, но, когда видишь переполненный зал – 2000 мест… Или же допустим концерт в Буэнос-Айресе в знаменитом Театре Колон (крупнейший оперный театр Южной Америки) – огромный пятиэтажный зрительный зал, забитый слушателями. Когда в зале много людей, не чувствуешь высокомерна публика или нет. Как правило, с большим энтузиазмом принимают зрители. Но в глубинке – да, я всегда с большим удовольствием выступаю. Почему я люблю играть в глубинке, особенно в российской, потому что приходит молодежь – средний возраст публики 30-40 лет, это люди, которые к чему-то тянутся, что-то любят, хотят что-то открыть для себя. А большие города – дорогие билеты, ну и соответственно публика приходит та, которая способна заплатить.

- Вы живете в Париже уже больше 40 лет, стал ли город за это время для вас родным? Что больше всего нравится, а что нет?

- Нет, не стал и не станет. Я там чужой, я себя все равно всегда чувствую эмигрантом, я говорю на французском, переводя с русского, даже русские идиоматические выражения пытаюсь перевести на французский. Своим человеком меня там не считают. Я говорю с акцентом и иногда я неправильно употребляю глагольные формы. Люди говорят, что не надо исправлять акцент, потому что это придает особый шарм, а славянский шарм там любят. Говорю с моим нормальным русским «Р» и меня понимают, иногда. Я приехал в Париж в том возрасте, когда уже не учат новые языки. Мои уроки с учениками длились по 2-2,5 часа пока я не находил в словаре подходящего выражения. Но ученики помогали мне высказаться, самовыразиться. Большую французскую классическую литературу в оригинале я не читал, вести какую-то интеллектуальную беседу по поводу Фрейда или Юнга не смогу - правда по-русски тоже, наверное, не смогу (смеется). На моем уровне владения языком я чувствую себя нормально, но опять же, своим человеком я себя не ощущаю. Основной круг общения – французы, скажем так, второй категории, т.е. натурализованные французы, принявшие гражданство. С коренными французами я общаюсь редко.

- Часто ли на ваши заграничные концерты приходят российские слушатели?

- Все-таки я более популярен у местной публики, чем у соотечественников. Занимаюсь организацией фестиваля в Швейцарии, в живописном курортном городе Виллар (фестиваль русской классики «Классики Виллара»). Основная публика, конечно, швейцарцы и французы, которые приезжают покататься на лыжах, отдохнуть. Несколько раз пытались делать пиар-компанию моих концертов, направленную на русскоговорящую аудиторию. Один раз, другой, третий… ни одного русского зрителя, а там же довольно много русских живет. Ни один не поднялся в горы, чтобы послушать музыку. Приезжают из Лозанны, Женевы, но русских почти нет.

- Следите ли за новостями из России, за творчеством российских коллег? Кого можете особенно отметить?

- Несмотря на то, что уже много лет я живу во Франции, интересуюсь известиями на счет двух стран: России и Израиля. Местные новости меня тоже интересуют, но лишь в отношении бытовых вопросов. Скажем, когда кончатся забастовки. Я уже становлюсь или монархистом, или сторонником диктаторского режима, все-таки все хорошо в меру. Когда группа людей берет за горло 60 миллионов жителей - это уже слишком. Сейчас забастовки именно такого плана. Ну как так, они не желают, чтобы поезда ездили из города в город? Идет один поезд из десяти, чтобы люди давились! В 21 веке, наверное, можно было придумать другую форму протеста. Сейчас я гораздо с большим удовольствием приезжаю в Россию, и я бы приезжал чаще, жаль, что только два раза в год бываю, ну и в Израиле соответственно. Сейчас это две страны, которые меня интересуют, которые я принимаю близко к сердцу. Что касается коллег-музыкантов, то, во-первых, мне очень нравится здесь уровень подготовки. Из виолончелистов могу отметить Александра Рамма – великолепный молодой музыкант. Еще мне очень импонирует в последнее время Александр Князев. Раньше я к нему немного скептически относился, а сейчас я начинаю к нему возвращаться. Он, кстати, когда-то играл на моей виолончели: на один из концертов приехал без инструмента, и я одалживал ему свой. Так что мы с ним молочные братья. Когда я приезжаю с гастролями, мне иногда дают послушать ребят. В Беларуси я послушал одну маленькую девочку 12-13 лет и она подает большие надежды! Имя я запомнил - Полина, а вот фамилию, увы…но когда-нибудь она заставит о себе говорить. Также меня интересуют оркестры. Провинциальные оркестры, которые могут позволить себе приехать и представиться за рубежом. Я и сам им иногда помогаю в этом. Брянский оркестр, который растет каждый год. Замечательный Тверской камерный оркестр, дирижер которого делает просто феноменальные успехи и Казанский камерный оркестр La Primavera, с которым я очень много сотрудничаю и здесь, и там. Еще я много работал с Новосибирским камерным и симфоническим оркестром и много помогал им, особенно в начале камерному оркестру - устраивать концерты. В итоге получилось целое турне по Франции, Швейцарии, Германии. Вот сейчас я последний раз играл с ними. Очень высоко я ставлю казанский оркестр La Primavera. К сожалению, Казань – локальная столица…а так они бы пошли еще дальше.

- В Гала-концерте фестиваля «Дорога в Рождество» вы играли Баха, а сами к какой композиторской школе питаете особую слабость?

- Могу сказать, к какой композиторской школе питаю наименьшую слабость – французской. Хотя очень люблю Шоссона, Равеля, Массне… Недавно я переложил одну пьесу для виолончели и играл ее с оркестром на бис! Но в первую очередь, люблю немецкую и русскую музыку. Немецкую скорее 19 века, до 20 века я, наверное, еще не дорос. Но у меня есть время!

Одно из недавних для меня открытий – британский композитор Джон Тавенер. С этим композитором я познакомился не так давно, лет 6-7 назад. Я долго нацеливался на его пьесу для виолончели с камерным оркестром, которая называется «The Protecting Veil» (пер.«Покров» ). Честно говоря, я не думал, что доживу до такой музыки. В 20 веке люди, по-моему, уже перестали думать о красоте звучания, а Тавенер пошел совсем по-другому пути, и это правильный и праведный путь.

Марина Рева