Приключения канадца в России

Сам печенье печет. Не мужик. Дверь не мог сломать. А ты давай плечом, сильнее, хоть ты будь мужиком!

Тем временем подкралась мысль такая коварная: вдруг я сломаю и она станет требовать, чтобы я заплатил за ремонт? Мало ли? И страшно стало от того, что я так начал мыслить коварно. Но все равно — не получилось у меня. Тогда я ей предложил позвонить куда-то с помощью моего домашнего телефона. Она согласилась, и мы поднялись обратно ко мне.

В моей квартире телефон стоял на кухне, и я ей сразу предложил туда идти. Но она (надо полагать, чисто случайно) отклонилась направо в комнату и там начала осматривать, что к чему. После моей повторной просьбы она все-таки нашла кухню, присела в удобное мое кресло и начала рассказывать о том, как она устала, только приехала с дачи, там копалась в земле, забыла ключи и т. д. Поэтому я ей предложил чашку чая, от чего она не стала отказываться, что, по-моему, вполне нормально. Мы немножко поболтали, она глазами гуляла по комнате. Берет в руки книжки, которые читаю, спрашивает: «Ты их читаешь?» Насмехается, и на глаза ей попадаются свежее печенье, которое на днях испекла для меня одна моя студентка. Бабушка попросила мне ей предложить печенье, что опять, по-моему, вполне входит в дело, поскольку русские не любят пить чай без сладостей. Я ей предложил, и она не стала отказываться, а, напротив, съела все. И на здоровье, я очень рад был, что ей у меня понравилось, может, она расскажет остальным, что я не такой уж плохой иностранец.

— Ой, какие вкусные, — говорила она, — ты сам сделал?! Понятно, почему ты не мог сломать дверь... ты не мужик.

С одной стороны, вроде бы так и можно гордиться, а с другой — все-таки обидно. Почему не мужик? Мужик!

Тогда она встала и пошла в ванную комнату, якобы, наверное, мыться, хотя воду не включила и слышно, что роется. Когда она вернулась, я предложил ей совершить то, блин, для чего пришли, и позвонить, обратиться куда-то за помощью.

— Да нет, — говорит, — я как-нибудь сама.

И ушла. Через полчаса слышно, как дворник наш азербайджанский ломает дверь, и она говорит: «Сам печенье печет. Не мужик. Дверь не мог сломать. А ты давай плечом, сильнее, хоть ты будь мужиком!» И слышно, как дворник отвечает: «Что? Что делать? Да, хочу печенье». И не совсем понимает. Я начал еще позитивнее о нем думать, но и надо было мне на работу идти, только не хотелось ее еще раз видеть. Делать нечего, нельзя опаздывать на работу каждый день. Когда проходил мимо, я на нее посмотрел так, чтобы она поняла, как я недоволен. Но она неправильно поняла, наверное, и только улыбалась с усмешкой такой непередаваемой.

Через полгода я ее чисто случайно затопил. Старая стиральная машина дуба дала. Жду неделю, две — никто не приходит выяснить отношения. Размечтался и подумал: может, и не затопил? Через месяц дедушка стучит в дверь. На даче были, мол, и все ли в порядке с сантехникой в квартире? Я признался, и он сказал, сколько стоил ремонт. Очень маленькую сумму назвал. Даже хотелось больше дать, но он отказался брать. Короче, не пытались деньги вымогать.

Шесть месяцев и не видно, и не слышно ничего. На даче, наверно. Потом как-то стук в дверь. Сын. На даче были. Потеряли ключ.

— Можно через ваш балкон спрыгнуть вниз на свой?

— Хорошо, — говорю — почему бы нет? Только вот как это вам не страшно? Пятый же этаж.

— Страшно?! — недоумевает. — Я мужик, мне не страшно.

— Ну ладно, мужик, прыгай на здоровье.

И прыгнул. Только сначала себя обвязал веревкой, привязал другой конец к решетке балконной и попросил меня держать его за руку, пока не упал. «М-да, — думаю, — храбрый. И такой немужик, как я, мог бы спрыгнуть так».

Открыли дверь, и я их больше не видел. Но и вправду хорошие были соседи, самые хорошие из всех, кто у меня был.

Достоевский

Когда я сказал своим родителям, что собираюсь в Россию, они не так сильно удивились — они уже были подготовлены. Заплакала мама, но не сильно и сквозь слезы проговорила: «Может, там ты будешь чувствовать себя более комфортно, чем здесь, у них всех там тоже, наверное, бороды, и они тоже, наверное, никогда не улыбаются». Папа выругался: «Коммуняки!» — но скорее из чувства долга, а не от настоящего ужаса. И пожелали удачи.

Я должен сказать, что мне понравилось сразу в России. Понравилось все. Понравились люди, улыбающиеся и не улыбающиеся. Понравилась жара лета, понравились таксисты, понравилось метро. Понравились квартиры, хотя с ними было тяжело. И даже хозяйки понравились, хотя с ними было невозможно.

Жил в квартире на… рядом с метро. Если бежать быстро от дверей, можно было успеть до того, как бездомные собаки почуют и бросятся вдогонку. Рядом рынок и гипермаркет. Рядом и хозяйка — она жила в соседнем подъезде у сына. Приятная женщина, любила болтать. Любила часто приходить с невыполнимыми просьбами.

Открывается дверь.

— Добрый день, товарищ! Я, знаете, только на секунду, я буквально только быстро. Мне надо найти четырехлитровые банки, они мне очень нужны, они здесь, и мне очень надо их найти, помогите, пожалуйста.

И мы искали часа полтора и не могли эти козлиные бороды найти. Она ушла очень расстроенная и недовольная мной. Подозревала, что я их продал и пропил. Я тоже очень расстроился — не хотел ее волновать. И решил пойти купить новые, небось у нее с деньгами туговато, а мне что, жалко, что ли?

На работе я спросил у русских, где мне их лучше купить, а они мне говорили:

— Какие там четырехлитровые банки?! Таких нету, че ты несешь? Двух- есть, и трех-, даже пяти-... А четырех-? Бред какой!

Вот и не купил.

Другой раз открывается дверь.

Приезжают сюда и любят Достоевского, какая скука

 

Заходит, просит о помощи:

— Товарищ, помогите, пожалуйста, я не успеваю, я готовлю ужин, и не хватает колбаски. Выручите, пожалуйста, сбегайте в лавку мясную, купите мне твердокопченую и мягкокопченую, будьте добры, а?

Я сбегал, но надо мной издевались людишки в лавке.

— Твердокопче-че? Мягко? Кто тебя послал сюда, кто тебя так научил говорить, мальчик?

Не хотел ее выставлять на высмеивание.

— Свои, — говорю.

Смеялись, издевались. Обидно стало. Убежал в другую лавку и купил сырокопченую и вареную. Отнес ей.

Другой раз прихожу домой и сам открываю дверь — она сидит на диване и телик смотрит.

— Я была в районе и решила заглянуть, узнать, как дела.

Хотелось возразить, что она всегда в районе, потому что живет в соседнем подъезде, но сдержался.

— Шла домой и устала, надо было присесть. А вот, оказывается, идет такая прикольная передача, вы не смотрите?

Может быть, выражение на моем лице что-то ей говорило, потому что привстала и приготовилась уйти, но вдруг, похоже, вспомнила какой-то повод остаться и спросила:

— Знаете, товарищ, я вообще-то по делу, мне очень нужно найти книгу, классику русской литературы, может, слыхали о писателе мировой известности, Ф.М. Достоевском?

Я готов был простить все ее грехи. Но когда я начал говорить о Достоевском, она скрючила личико в выражении недовольства.

— Знаете, товарищ, это, впрочем, слишком типично — все иностранцы о нем знают, знали бы чего-то еще. Приезжают сюда и любят Достоевского, какая скука. Все вы одинаковы, знаете? А он, между прочим, слишком циничный и тяжелый. Хотите книгу читать, лучше читайте Швейка, вот веселенькие приключения, не то что Достоевский.

И мы наконец поссорились. Лопнуло терпение, когда она начала поносить Достоевского.

— Вы должны радоваться, — говорю, — а не поноситься, — говорю. — Радоваться надобно, что именно такие к вам и приезжают иностранцы. А то могли бы и приехать другие, менее такие интеллигентные.

— Да, только этого не хватало! — кричит она, — будто и не хватает своих нытиков-интеллигентов! Еще и надо импортировать из-за рубежа! Скажу тебе вот что, мальчик, в России нет места для интеллигентов.

На этом ссора и кончилась — сама угасла так же быстро, как и вспыхнула. Не знаю, какие там были истинные причины криков, может, устали, бывает же — ссоришься и понимаешь, что глупость.

Уехал я в конце концов из этой квартиры. Переселился туда один мой друг, американец. Не говорил по-русски совсем, и все было нормально. Говорил, что она первое время приходила часто, а потом перестала.